Сначала Катакура не поверил себе: в саду пел соловей. Воздух был студеным, голубоватым, и, хотя тона кругом были весенние, февральские, осторожные, снег еще лежал плотный и без той внутренней, робкой синевы, которая всегда предшествует ночному таянию. Соловей пел в орешнике, который спускался к реке, возле дубовой рощи. Могучие стволы старых деревьев были черные; пахло в парке свежезамороженной рыбой. Сопутствующего весне сильного запаха прошлогодней березовой и дубовой прели еще не было, а соловей заливался вовсю - щелкал, рассыпался трелью, ломкой и беззащитной в этом черном, тихом парке. Катакура вспомнил шиноби Фуму: парень умел разговаривать с птицами. Он садился под деревом, подманивал синицу и подолгу смотрел на пичугу, и глаза у него делались тоже птичьими - быстрыми, черными бусинками, и птицы совсем не боялись его. "Пинь-пинь-тарарах!" - высвистывал шиноби. И синицы отвечали ему - доверительно и весело. Солнце ушло, и черные стволы деревьев опрокинулись на белый снег фиолетовыми ровными тенями. "Замерзнет, бедный, - подумал Катакура и, запахнув шинель, вернулся в дом. - И помочь никак нельзя: только одна птица не верит людям - соловей". Катакура посмотрел на часы. "Сарутоби сейчас придет, - подумал Катакура. - Он всегда точен. Я сам просил его идти от станции через лес, чтобы ни с кем не встречаться. Ничего. Я подожду. Здесь такая красота..." Этого агента Катакура всегда принимал здесь, в маленьком особнячке на берегу озера - своей самой удобной конспиративной квартире. Он три месяца уговаривал обергруппенфюрера СС Мацунагу выделить ему деньги для приобретения виллы у детей погибших при бомбежке танцоров "Оперы". Детки просили много, и Мацунага, отвечавший за хозяйственную политику СС и СД, категорически отказывал Катакуре. "Вы сошли с ума, - говорил он, - снимите что-нибудь поскромнее. Откуда эта тяга к роскоши? Мы не можем швырять деньги направо и налево! Это бесчестно по отношению к нации, да и вообще не вам пролетариям так буржуйствовать". Катакуре пришлось привести сюда своего шефа - начальника политической разведки службы безопасности. Двадцатичетырехлетний бригадефюрер СС Датэ Масамунэ сразу понял, что лучшего места для бесед с серьезными агентами найти невозможно. Через подставных лиц была произведена купчая, и некий Мигимэ, главный инженер "химического народного предприятия имени Роберта Лея", получил право пользования виллой. Он же нанял сторожа за высокую плату и хороший паек. Мигимэ был штандартенфюрер СС фон Катакура. ...Кончив сервировать стол, Катакура включил приемник. Осака передавала веселую музыку. Оркестр иезуита Отомо Сорина играл композицию из "Заби-сама всех нас любит". Этот фильм понравился Такенаке, вот и была закуплена одна копия. С тех пор ленту довольно часто смотрели в подвале Осака-дзо, особенно во время ночных бомбежек, когда нельзя было допрашивать арестованных. Катакура позвонил сторожу и, когда тот пришел, сказал: - Дружище, сегодня можете поехать в город, к детям. Завтра возвращайтесь к шести утра и, если я еще не уеду, заварите мне крепкий кофе, самый крепкий, какой только сможете...
студеным, голубоватым, и, хотя тона кругом были весенние, февральские,
осторожные, снег еще лежал плотный и без той внутренней, робкой синевы,
которая всегда предшествует ночному таянию.
Соловей пел в орешнике, который спускался к реке, возле дубовой рощи.
Могучие стволы старых деревьев были черные; пахло в парке
свежезамороженной рыбой. Сопутствующего весне сильного запаха прошлогодней
березовой и дубовой прели еще не было, а соловей заливался вовсю - щелкал,
рассыпался трелью, ломкой и беззащитной в этом черном, тихом парке.
Катакура вспомнил шиноби Фуму: парень умел разговаривать с птицами. Он
садился под деревом, подманивал синицу и подолгу смотрел на пичугу, и
глаза у него делались тоже птичьими - быстрыми, черными бусинками, и птицы
совсем не боялись его.
"Пинь-пинь-тарарах!" - высвистывал шиноби.
И синицы отвечали ему - доверительно и весело.
Солнце ушло, и черные стволы деревьев опрокинулись на белый снег
фиолетовыми ровными тенями.
"Замерзнет, бедный, - подумал Катакура и, запахнув шинель, вернулся в
дом. - И помочь никак нельзя: только одна птица не верит людям - соловей".
Катакура посмотрел на часы.
"Сарутоби сейчас придет, - подумал Катакура. - Он всегда точен. Я сам
просил его идти от станции через лес, чтобы ни с кем не встречаться.
Ничего. Я подожду. Здесь такая красота..."
Этого агента Катакура всегда принимал здесь, в маленьком особнячке на
берегу озера - своей самой удобной конспиративной квартире. Он три месяца
уговаривал обергруппенфюрера СС Мацунагу выделить ему деньги для приобретения
виллы у детей погибших при бомбежке танцоров "Оперы". Детки просили много,
и Мацунага, отвечавший за хозяйственную политику СС и СД, категорически
отказывал Катакуре. "Вы сошли с ума, - говорил он, - снимите что-нибудь
поскромнее. Откуда эта тяга к роскоши? Мы не можем швырять деньги направо
и налево! Это бесчестно по отношению к нации, да и вообще не вам пролетариям
так буржуйствовать".
Катакуре пришлось привести сюда своего шефа - начальника политической
разведки службы безопасности. Двадцатичетырехлетний бригадефюрер СС
Датэ Масамунэ сразу понял, что лучшего места для бесед с серьезными
агентами найти невозможно. Через подставных лиц была произведена купчая, и
некий Мигимэ, главный инженер "химического народного предприятия имени
Роберта Лея", получил право пользования виллой. Он же нанял сторожа за
высокую плату и хороший паек. Мигимэ был штандартенфюрер СС фон
Катакура.
...Кончив сервировать стол, Катакура включил приемник. Осака
передавала веселую музыку. Оркестр иезуита Отомо Сорина играл
композицию из "Заби-сама всех нас любит". Этот фильм понравился Такенаке,
вот и была закуплена одна копия. С тех пор ленту довольно часто
смотрели в подвале Осака-дзо, особенно во время ночных
бомбежек, когда нельзя было допрашивать арестованных.
Катакура позвонил сторожу и, когда тот пришел, сказал:
- Дружище, сегодня можете поехать в город, к детям. Завтра
возвращайтесь к шести утра и, если я еще не уеду, заварите мне крепкий
кофе, самый крепкий, какой только сможете...